СПРАВЕДЛИВОСТЬ
СПРАВЕДЛИВОСТЬ
это процесс и результат создания и передачи энергии и творческой воли поступков людей, с учетом масштаба, времени и пространства, во все сферы гуманитарных, социальных, религиозных и культурных взаимодействий между людьми и народами, ориентированных на создание и понимание высшего смысла жизни, высшего идеала и высшей цели на основе правды, нравственности и культуры; на достижение счастья и свободы, благополучия и равенства, достоинства и безопасности каждого человека, каждой семьи, каждого народа.
Источник: Геокультурная энциклопедия
Справедливость
Gerechtigkeit. Justice Общ.: С. означает поведение человека или социальные условия, которые субъективно оцениваются как справедливые. С. является в этом отношении достоинством. Спец.: С. является основной ценностью и высшей целью правового государства, которая все больше утверждается и применяется в качестве принципа порядка и распределения. Начиная с Аристотеля различают уравнительную и распределительную С. Уравнивание достигается в отношениях между индивидуумами, когда, например, соблюдаются заключенные договоры (продавец передает товары, покупатель платит цену за товар, выполненная работа вознаграждается) или возмещаются убытки (например, С. в обмене). Распределительная С. основывается на отношении индивидуума к обществу. Индивидуум трудится (в соответствии со своими возможностями) на благо общества, исполняет свой гражданскогосударственный долг, платит налоги и т. д., а общество заботится о том, чтобы индивидуум получал свою (соответственную) справедливую долю (например, социальное обеспечение) или справедливое наказание (в случае нарушения общественного порядка). По традиции соблюдение С. и порядка относится к обязанностям правящих, и подчиненные в случае несправедливости имеют право на сопротивление. Трудности в исполнении С. возникают не по поводу данных всеобщих установлений, а в отдельных, конкретных случаях: во внутриполитической сфере, например по вопросу, какие социальные обязательства должно исполнять государство (социальное обеспечение, лечение, охрана общественного порядка), во внешней политике, например при решении вопроса, какое различие (например, в благосостоянии, здравоохранении и образовании) между промышленно развитыми и развивающимися странами можно расценивать как справедливое.
СПРАВЕДЛИВОСТЬ
категория морально‑правового и социально‑политического сознания, указывающая на нечто должное, соответствующее определённым нормативным представлениям о социальных отношениях и самой сущности человека. Это общая нравственная санкция совместной жизнедеятельности людей, отличающихся разнонаправленностью характеров, воль, интересов. Ещё Аристотель показал, что разумная полисная жизнь предполагает упорядоченность социальных отношений на основе представления о равенстве граждан. Но подобная упорядоченность может быть либо на основе кооперации (когда сложение социальных сил даёт новый, превышающий их механическую сумму результат), либо на основе социального договора (когда общество и государство регулируют и упраздняют конфликты, предоставляя человеку лишь внешнюю среду безопасного существования).
Характерным примером для православного христианского понимания данного предмета является как Декалог, так и евангельская притча о работниках (Мф. 20: 1–16). В последней дано отличное от античного понимание толкования С.: пришедшие последними не менее, а более вознаграждены Богом, нежели первые (!). Здесь становится важным субъективное намерение участия, как и жизненный шанс для «отставших».
Впоследствии С. связывалась с регулированием отношений в части происхождения, статуса, пола и возраста, места в общественном разделении труда. В немалой степени в рамках теории и практики социализма (с лозунгом «От каждого – по способностям, каждому – по труду») и гипотетически – коммунизма (лозунг «Каждый – по способностям, каждому – по потребностям») был отшлифован подход так называемого солидарного общества. Попытки его строительства были предприняты в СССР и странах соцлагеря. Напротив, либеральное, основанное на рыночных отношениях общество долгое время вообще не имело программы упорядочения социальных отношений, поскольку в его основе лежал принцип homo homini lupus est («человек человеку волк»). Принцип, который не изжит и по сей день, хотя деформация либеральных демократий под воздействием марксизма и других левых идеологических течений произошла ещё в XX в.
На сегодняшний день для урегулирования проблемы С. были созданы две модели: 1) распределительная; 2) уравнивающая.
Первая модель связана с распределением благ и тягот с учётом достоинства конкретных людей, в том числе их вклада в общее дело. Последнее объявляется социальным благом высшего порядка. Отсюда чёткое нормирование поощрений и взысканий. Так было в Московском царстве, империи Романовых и СССР.
Вторая модель реализует такое распределение благ и «зол» в обществе, которое безотносительно к достоинству конкретных лиц. Причём осуществляется такое распределение в рамках обмена (!). Здесь пространством действия данной С. является рынок: важно то, кто и сколько заплатит.
Однако именно «уравнивающая» модель справедливости стала доминирующей на Западе, равно как ею был индуцирован процесс чудовищного расслоения граждан (социальные «верхи» и «дно»). Последний не обошел и «ельцинскую» Россию… Своеобразной реакцией на вопиющее неравенство в США в 60‑х и 70‑х гг. XX в. стала теория С. Дж. Роулза. В ней со значительным опозданием отражены паллиативные меры по борьбе с социальной и экономической несправедливостью. Суть концепции – в государственном обеспечении «бедных» социальными благами за счёт отчуждения части прибылей «богатых».
Тем не менее для России перманентной величиной является «революция справедливости», в основе которой лежит формула: «Справедливость – это любовь, милосердие, красота, сила и бессмертие» (А. А. Проханов). Но это соображение вступает в конфликт и контрастирует с другими, заёмными и реализуемыми (с разной степенью эффективности) моделями С. – либеральной и марксистской, которые, к сожалению, по‑прежнему довлеют как над нашим общественным бытием, так и над сознанием.
В этой связи полезно вспомнить, что на парламентских встречах в 2015 г. Патриарх Московский и всея Руси Кирилл сказал: «Если задуматься о том, что такое справедливость… мы выходим на идею Бога, потому что справедливость универсальна, и до недавнего времени не возникало никаких сомнений относительно того, как это понятие следует интерпретировать. А если в основе этого понятия – универсальная истина, то она превышает возможности человеческого ума, человеческой инициативы и даже коллективного разума народов и сообществ. Однако сегодня справедливым, а значит, нравственным, стало считаться только то, что находится во взаимодействии с новыми господствующими философскими и политическими установками… Когда мы нравственность обусловливаем коллективными, корпоративными, классовыми, идеологическими и прочими факторами, мы отказываемся от нравственного начала».
Следовательно, С. в нашей традиции имеет чётко выверенную формулу: предзаданное равенство неравных обеспечивается моральным императивом общего, соборно‑участного дела служения Богу, Отечеству, государству, обществу, людям.
Характерным примером для православного христианского понимания данного предмета является как Декалог, так и евангельская притча о работниках (Мф. 20: 1–16). В последней дано отличное от античного понимание толкования С.: пришедшие последними не менее, а более вознаграждены Богом, нежели первые (!). Здесь становится важным субъективное намерение участия, как и жизненный шанс для «отставших».
Впоследствии С. связывалась с регулированием отношений в части происхождения, статуса, пола и возраста, места в общественном разделении труда. В немалой степени в рамках теории и практики социализма (с лозунгом «От каждого – по способностям, каждому – по труду») и гипотетически – коммунизма (лозунг «Каждый – по способностям, каждому – по потребностям») был отшлифован подход так называемого солидарного общества. Попытки его строительства были предприняты в СССР и странах соцлагеря. Напротив, либеральное, основанное на рыночных отношениях общество долгое время вообще не имело программы упорядочения социальных отношений, поскольку в его основе лежал принцип homo homini lupus est («человек человеку волк»). Принцип, который не изжит и по сей день, хотя деформация либеральных демократий под воздействием марксизма и других левых идеологических течений произошла ещё в XX в.
На сегодняшний день для урегулирования проблемы С. были созданы две модели: 1) распределительная; 2) уравнивающая.
Первая модель связана с распределением благ и тягот с учётом достоинства конкретных людей, в том числе их вклада в общее дело. Последнее объявляется социальным благом высшего порядка. Отсюда чёткое нормирование поощрений и взысканий. Так было в Московском царстве, империи Романовых и СССР.
Вторая модель реализует такое распределение благ и «зол» в обществе, которое безотносительно к достоинству конкретных лиц. Причём осуществляется такое распределение в рамках обмена (!). Здесь пространством действия данной С. является рынок: важно то, кто и сколько заплатит.
Однако именно «уравнивающая» модель справедливости стала доминирующей на Западе, равно как ею был индуцирован процесс чудовищного расслоения граждан (социальные «верхи» и «дно»). Последний не обошел и «ельцинскую» Россию… Своеобразной реакцией на вопиющее неравенство в США в 60‑х и 70‑х гг. XX в. стала теория С. Дж. Роулза. В ней со значительным опозданием отражены паллиативные меры по борьбе с социальной и экономической несправедливостью. Суть концепции – в государственном обеспечении «бедных» социальными благами за счёт отчуждения части прибылей «богатых».
Тем не менее для России перманентной величиной является «революция справедливости», в основе которой лежит формула: «Справедливость – это любовь, милосердие, красота, сила и бессмертие» (А. А. Проханов). Но это соображение вступает в конфликт и контрастирует с другими, заёмными и реализуемыми (с разной степенью эффективности) моделями С. – либеральной и марксистской, которые, к сожалению, по‑прежнему довлеют как над нашим общественным бытием, так и над сознанием.
В этой связи полезно вспомнить, что на парламентских встречах в 2015 г. Патриарх Московский и всея Руси Кирилл сказал: «Если задуматься о том, что такое справедливость… мы выходим на идею Бога, потому что справедливость универсальна, и до недавнего времени не возникало никаких сомнений относительно того, как это понятие следует интерпретировать. А если в основе этого понятия – универсальная истина, то она превышает возможности человеческого ума, человеческой инициативы и даже коллективного разума народов и сообществ. Однако сегодня справедливым, а значит, нравственным, стало считаться только то, что находится во взаимодействии с новыми господствующими философскими и политическими установками… Когда мы нравственность обусловливаем коллективными, корпоративными, классовыми, идеологическими и прочими факторами, мы отказываемся от нравственного начала».
Следовательно, С. в нашей традиции имеет чётко выверенную формулу: предзаданное равенство неравных обеспечивается моральным императивом общего, соборно‑участного дела служения Богу, Отечеству, государству, обществу, людям.
Источник: Советский политический язык 1984 г.
СПРАВЕДЛИВОСТЬ
морально-правовая категория, отражающая представление о должном.
Понятие справедливости связано с принципом эквивалентности обмена, возникающего в отношениях человека и человека, человека и общества, человека и судьбы, человека и природы, человека и Бога и т. д. Этот принцип устанавливает необходимость приемлемого воздаяния за вещь, поступок или слово, реализуемое право, выполненный долг и вообще любое деяние или недеяние, которое может иметь социальные последствия или соответствует представлениям общества или конкретного индивида о подобных последствиях.
Для установления понятия справедливости в социальной сфере уже самым древним народам потребовались законы, закрепляющие принцип наказания. Эти законы известны как законы талиона (от лат. talio — возмездие, равное по силе преступлению), они выводились из элементарного принципа тождественности: «око за око, зуб за зуб» и требовали причинения виновному такого же вреда, какой нанесен потерпевшему. Закон талиона до сих пор используется некоторыми примитивными народами как основа понятия справедливости (кровная месть, «вендетта»).
Помимо законов талиона уже в древнейших обществах существовали понятия и о справедливой системе распределения, которая видоизменилась с переходом общества от примитивной (охота и собирательство) к более сложным формам хозяйственной деятельности. Первобытным людям было непросто сравнить по степени трудового участия такие формы деятельности как приготовление пищи, работа по дому, уход за детьми и т. п., поэтому в древнейших обществах распределение осуществлялось поровну, вне зависимости от формы участия в общественном продукте. Поскольку человек (в т. ч. младенец или старик) признавался членом общины, он имел право на долю общественного продукта.
Позднее, с переходом к оседлому образу жизни, к регулярному сельскому хозяйству и возникновением городов, внутриобщинные трения по поводу личной доли в общем продукте привели к возникновению нового понятия справедливого распределения: сначала в зависимости от степени вовлечения в производство, а впоследствии в зависимости от общественного положения. Так, например, определенный минимум распределялся поровну среди всех членов общины, а остаток потреблялся теми, кто обеспечивал основной его прирост.
Общества, где распределение осуществлялось только по трудовому вкладу (например, только среди охотников, которые сами вольны были отдавать или не отдавать свою долю женам, детям, родителям и проч. непроизводительным членам общества) часто деградировали и умирали, поскольку это снижало рождаемость, с одной стороны, и уничтожало опыт племени и его идентификацию (носителями которой были старики) — с другой стороны.
К. Леви-Стросс, известный антрополог, выделял и другие, более сложные системы распределения. Так, например, закон конкуренции за продукт («сильному больше — слабому меньше») считался справедливым, если речь шла о предметах природы (т. н. «сырое»), а равное распределение осуществлялось в отношении тех предметов, которое уже обработаны человеком (т. н. «приготовленное»). До сих пор мы видим, как бабушки, приготовив пирожков на всю семью, повинуясь неписаному правилу, идут и угощают соседей.
Понятия архаичной (равноправной) и новой (неравноправной) справедливости легли в основу концепции Аристотеля (384–322 до н. э.), который различает 2 типа справедливости: уравнительную и распределительную.
Первая обеспечивает отношения равноправных субъектов по поводу вещей или поступков. Она уравнивает труд и оплату, стоимость товара и его цену, вред и его возмещение.
Вторая предполагает пропорциональное (неравное) распределение в рамках организованного сообщества, в зависимости от определенного критерия (происхождения субъектов, их возраста, заслуг, способностей и проч.). В этом случае необходимо наличие «распределителя», занимающего более высокое иерархическое положение по отношению к тем, кто входит в систему распределения.
Концепция справедливости Аристотеля в полной мере реализовалась в римском праве: первый тип в частном, второй — в публичном. Древние римляне были убеждены: только закон может служить источником справедливости, поскольку вселенной присуще рациональное устройство, и она функционирует согласно универсальным рациональным законам, или принципам, воплощенным в юридическое право.
Соответствие того или иного деяния закону означало соблюдение справедливости, несоответствие закону, наоборот, говорило о его несправедливости. Поэтому, например, убийство отцом несовершеннолетнего сына не только не подвергалось наказанию, но и не порицалось, т. к. соответствовало закону о том, что римский гражданин, отец семейства, обладал всей полнотой власти над своими детьми вплоть до достижения ими совершеннолетия.
Средневековые представления о справедливости, сформировавшиеся под влиянием идей Блаженного Августина (354–430) о «граде земном и граде Божьем» в своей структуре повторяли представления римлян, с тем отличием, что роль универсального закона отдавалась Божьему провидению.
Привнесенные христианством понятия гуманизма и ценности личности, а также введение в зону справедливости понятий греха, добродетели и персонифицированного Бога как источника справедливости, привели к попыткам, с одной стороны, переосмыслить моральную составляющую справедливости, а с другой, примирить высшую несправедливость, например, смерть невинного существа, процветание негодяя, власть тирана и т. д. с божественной справедливостью.
Христианство решало проблему высшей несправедливости при помощи введения понятия «Божьего суда», который осуществляется по делам каждого уже после смерти, а также исходя из того, что человек в силу собственного несовершенства не в состоянии осмыслить всю картину бытия, понять высшие причины происходящего. То, что он принимает за несправедливость — лишь частность на фоне полной высшей справедливости, осуществляемой Богом.
Дальнейшее развитие представлений о справедливости происходило в основном в области морали, в рамках которой были предприняты попытки усовершенствовать механизм справедливого распределения путем введения «универсальных» критериев, что привело к возникновению понятия «социальная справедливость», которая предполагает общественное распределение на основе степени участия и личных качеств индивидуума, т. е. по сути распределение на основе естественного неравенства.
Именно размытость, ненадежность и недостоверность моральных критериев справедливости привела к тому, что в Новое время акцент в понимании справедливости опять сместился в юридическую сферу, поставив во главу угла самого человека как источник закона и справедливости и провозгласив равенство людей ее необходимым условием. Именно в Новое время, когда общинное сознание распалось и общество атомизировалось, стало состоять из «свободных индивидов», потребовались новые концепции справедливости.
В концепции «общественного договора» Т. Гоббса (1588–1679) справедливость понимается как «соблюдение соглашений», в частности, по добровольному отчуждению прав, и имеет статус естественного закона.
Утилитарный аспект справедливости подчеркивал и Д. Юм (1711–1776), предложивший рассматривать справедливость как механизм равновесия интересов. По Юму, наши представления о справедливости изменяются в зависимости от того, какие силы она призвана сбалансировать и чьи интересы обслуживает в данный момент.
И. Кант (1724–1804), в свою очередь, критиковал чисто правовое понимание идеи справедливости, относя ее к области этики, «к суду совести». По его мнению, справедливость — это «запредельный принцип, приписываемый сверхчувственному субъекту». Поэтому в Новое время повсеместно стали вводить «суды присяжных», которые выносят решение о виновности или невиновности не на основании закона, а именно на основании личной убежденности и совести.
В Новое время, а особенно в период буржуазных и, позднее, социалистических революций, стало очевидно, что понятие справедливости носит относительный характер, и что представления о справедливости всегда выражают коренные интересы тех или иных социальных групп. Так, девиз Французской революции «Свобода, равенство, братство» вряд ли показался справедливым для аристократов, полагающих справедливой иерархическую систему общества и считающих себя вправе использовать те социальные возможности, которые достались им от рождения. Соответственно и уравнительная система социализма находилась в противоречии с представлением либеральной буржуазии о справедливости распределения общественного продукта на основе свободной конкуренции.
В марксизме прямо утверждался классовый характер понятия справедливости и его тесная связь с классовым интересом. В. Ленин (1870–1924), в частности, писал: «Террор был справедлив и законен, когда он применялся буржуазией в ее пользу против феодалов. Террор вдруг стал чудовищен и преступен, когда его дерзнули применить рабочие и беднейшие крестьяне против буржуазии».
В первые десятилетия существования СССР в советском праве, боровшемся с юридическим фетишизмом, критерий справедливости был отвержен в пользу критерия исторической целесообразности: интересы миллионов полагались как более важные, чем интересы тысячи человек. Внутри социалистического общества действовал принцип «от каждого по способностям — каждому по труду», который сам Маркс, однако, считал принципом буржуазным. В будущем, коммунистическом обществе, когда производительные силы будут развиты бесконечно и материальные потребности будут удовлетворяться легко, будет действовать новый принцип справедливости: «от каждого по способностям — каждому по потребностям».
Однако на практике в СССР, который сохранил старый аграрный общинный уклад (община в России всегда была сильна, прежде всего в силу специфики аграрного производства в условиях рискованного земледелия: она как бы страховала членов общины на случай природных катаклизмов), применялась уравнительная концепция справедливости.
На Западе довольно популярной концепцией стала теория справедливости американского философа Дж. Роулза (1921–2002). Согласно Роулзу, чтобы можно было вообще говорить о справедливости, общество изначально должно обеспечить абсолютно равное распределение основных свобод — свободы совести, слова, передвижения, права на законный суд и т. п. — и абсолютно равный доступ к общественным положениям и должностям. Лишь после допустимы социальные и экономические неравенства, которые, однако, должны быть устроены так, чтобы от них можно было ожидать преимущества для каждого члена общества. Несправедливость, таким образом, это такое неравенство, которое не обеспечивает общественных преимуществ каждому.
Несмотря на то, что концепция Роулза основывается на тезисе о приоритете политических и гражданских свобод, который декларируется всеми либеральными демократиями, она подвергалась наибольшей критике именно со стороны либеральных мыслителей, прежде всего М. Фридмена и Ф. Хайека, отрицающих необходимость перераспределительных институтов в рыночной экономике, когда более сильные, умные, деятельные члены общества должны получать больше, чем остальные.
Невозможность примирить уравнительную справедливость, в основе которой лежит всеобщее равенство, с распределительной справедливостью с ее принципом «каждому по делам его» — источник постоянных споров о сущности справедливости. Уравнительное распределение лишает людей мотивации и тем самым ограничивает возможности прогресса. Распределение по степени участия приводит к имущественному расслоению общества и порождает социальные проблемы.
Не менее остро стоит вопрос о справедливости в плоскости межгосударственных и межнациональных отношений. В любом конфликте каждая сторона чувствует себя правой и может привести немало аргументов в пользу своей правоты. По словам Ф. Ницше, «давать каждому свое — это значило бы желать справедливости и достигать хаоса». Многие войны, в т. ч. мировые, развязывались во имя «справедливости» — «справедливого» распределения территорий, природных ресурсов, «справедливого» наказания «провинившихся» наций.
Очевидно, что подобные конфликты с точки зрения морали неразрешимы. Таким образом, вопрос справедливости относится к наиболее обсуждаемым и спорным вопросам современной общественной науки.
Понятие справедливости связано с принципом эквивалентности обмена, возникающего в отношениях человека и человека, человека и общества, человека и судьбы, человека и природы, человека и Бога и т. д. Этот принцип устанавливает необходимость приемлемого воздаяния за вещь, поступок или слово, реализуемое право, выполненный долг и вообще любое деяние или недеяние, которое может иметь социальные последствия или соответствует представлениям общества или конкретного индивида о подобных последствиях.
Для установления понятия справедливости в социальной сфере уже самым древним народам потребовались законы, закрепляющие принцип наказания. Эти законы известны как законы талиона (от лат. talio — возмездие, равное по силе преступлению), они выводились из элементарного принципа тождественности: «око за око, зуб за зуб» и требовали причинения виновному такого же вреда, какой нанесен потерпевшему. Закон талиона до сих пор используется некоторыми примитивными народами как основа понятия справедливости (кровная месть, «вендетта»).
Помимо законов талиона уже в древнейших обществах существовали понятия и о справедливой системе распределения, которая видоизменилась с переходом общества от примитивной (охота и собирательство) к более сложным формам хозяйственной деятельности. Первобытным людям было непросто сравнить по степени трудового участия такие формы деятельности как приготовление пищи, работа по дому, уход за детьми и т. п., поэтому в древнейших обществах распределение осуществлялось поровну, вне зависимости от формы участия в общественном продукте. Поскольку человек (в т. ч. младенец или старик) признавался членом общины, он имел право на долю общественного продукта.
Позднее, с переходом к оседлому образу жизни, к регулярному сельскому хозяйству и возникновением городов, внутриобщинные трения по поводу личной доли в общем продукте привели к возникновению нового понятия справедливого распределения: сначала в зависимости от степени вовлечения в производство, а впоследствии в зависимости от общественного положения. Так, например, определенный минимум распределялся поровну среди всех членов общины, а остаток потреблялся теми, кто обеспечивал основной его прирост.
Общества, где распределение осуществлялось только по трудовому вкладу (например, только среди охотников, которые сами вольны были отдавать или не отдавать свою долю женам, детям, родителям и проч. непроизводительным членам общества) часто деградировали и умирали, поскольку это снижало рождаемость, с одной стороны, и уничтожало опыт племени и его идентификацию (носителями которой были старики) — с другой стороны.
К. Леви-Стросс, известный антрополог, выделял и другие, более сложные системы распределения. Так, например, закон конкуренции за продукт («сильному больше — слабому меньше») считался справедливым, если речь шла о предметах природы (т. н. «сырое»), а равное распределение осуществлялось в отношении тех предметов, которое уже обработаны человеком (т. н. «приготовленное»). До сих пор мы видим, как бабушки, приготовив пирожков на всю семью, повинуясь неписаному правилу, идут и угощают соседей.
Понятия архаичной (равноправной) и новой (неравноправной) справедливости легли в основу концепции Аристотеля (384–322 до н. э.), который различает 2 типа справедливости: уравнительную и распределительную.
Первая обеспечивает отношения равноправных субъектов по поводу вещей или поступков. Она уравнивает труд и оплату, стоимость товара и его цену, вред и его возмещение.
Вторая предполагает пропорциональное (неравное) распределение в рамках организованного сообщества, в зависимости от определенного критерия (происхождения субъектов, их возраста, заслуг, способностей и проч.). В этом случае необходимо наличие «распределителя», занимающего более высокое иерархическое положение по отношению к тем, кто входит в систему распределения.
Концепция справедливости Аристотеля в полной мере реализовалась в римском праве: первый тип в частном, второй — в публичном. Древние римляне были убеждены: только закон может служить источником справедливости, поскольку вселенной присуще рациональное устройство, и она функционирует согласно универсальным рациональным законам, или принципам, воплощенным в юридическое право.
Соответствие того или иного деяния закону означало соблюдение справедливости, несоответствие закону, наоборот, говорило о его несправедливости. Поэтому, например, убийство отцом несовершеннолетнего сына не только не подвергалось наказанию, но и не порицалось, т. к. соответствовало закону о том, что римский гражданин, отец семейства, обладал всей полнотой власти над своими детьми вплоть до достижения ими совершеннолетия.
Средневековые представления о справедливости, сформировавшиеся под влиянием идей Блаженного Августина (354–430) о «граде земном и граде Божьем» в своей структуре повторяли представления римлян, с тем отличием, что роль универсального закона отдавалась Божьему провидению.
Привнесенные христианством понятия гуманизма и ценности личности, а также введение в зону справедливости понятий греха, добродетели и персонифицированного Бога как источника справедливости, привели к попыткам, с одной стороны, переосмыслить моральную составляющую справедливости, а с другой, примирить высшую несправедливость, например, смерть невинного существа, процветание негодяя, власть тирана и т. д. с божественной справедливостью.
Христианство решало проблему высшей несправедливости при помощи введения понятия «Божьего суда», который осуществляется по делам каждого уже после смерти, а также исходя из того, что человек в силу собственного несовершенства не в состоянии осмыслить всю картину бытия, понять высшие причины происходящего. То, что он принимает за несправедливость — лишь частность на фоне полной высшей справедливости, осуществляемой Богом.
Дальнейшее развитие представлений о справедливости происходило в основном в области морали, в рамках которой были предприняты попытки усовершенствовать механизм справедливого распределения путем введения «универсальных» критериев, что привело к возникновению понятия «социальная справедливость», которая предполагает общественное распределение на основе степени участия и личных качеств индивидуума, т. е. по сути распределение на основе естественного неравенства.
Именно размытость, ненадежность и недостоверность моральных критериев справедливости привела к тому, что в Новое время акцент в понимании справедливости опять сместился в юридическую сферу, поставив во главу угла самого человека как источник закона и справедливости и провозгласив равенство людей ее необходимым условием. Именно в Новое время, когда общинное сознание распалось и общество атомизировалось, стало состоять из «свободных индивидов», потребовались новые концепции справедливости.
В концепции «общественного договора» Т. Гоббса (1588–1679) справедливость понимается как «соблюдение соглашений», в частности, по добровольному отчуждению прав, и имеет статус естественного закона.
Утилитарный аспект справедливости подчеркивал и Д. Юм (1711–1776), предложивший рассматривать справедливость как механизм равновесия интересов. По Юму, наши представления о справедливости изменяются в зависимости от того, какие силы она призвана сбалансировать и чьи интересы обслуживает в данный момент.
И. Кант (1724–1804), в свою очередь, критиковал чисто правовое понимание идеи справедливости, относя ее к области этики, «к суду совести». По его мнению, справедливость — это «запредельный принцип, приписываемый сверхчувственному субъекту». Поэтому в Новое время повсеместно стали вводить «суды присяжных», которые выносят решение о виновности или невиновности не на основании закона, а именно на основании личной убежденности и совести.
В Новое время, а особенно в период буржуазных и, позднее, социалистических революций, стало очевидно, что понятие справедливости носит относительный характер, и что представления о справедливости всегда выражают коренные интересы тех или иных социальных групп. Так, девиз Французской революции «Свобода, равенство, братство» вряд ли показался справедливым для аристократов, полагающих справедливой иерархическую систему общества и считающих себя вправе использовать те социальные возможности, которые достались им от рождения. Соответственно и уравнительная система социализма находилась в противоречии с представлением либеральной буржуазии о справедливости распределения общественного продукта на основе свободной конкуренции.
В марксизме прямо утверждался классовый характер понятия справедливости и его тесная связь с классовым интересом. В. Ленин (1870–1924), в частности, писал: «Террор был справедлив и законен, когда он применялся буржуазией в ее пользу против феодалов. Террор вдруг стал чудовищен и преступен, когда его дерзнули применить рабочие и беднейшие крестьяне против буржуазии».
В первые десятилетия существования СССР в советском праве, боровшемся с юридическим фетишизмом, критерий справедливости был отвержен в пользу критерия исторической целесообразности: интересы миллионов полагались как более важные, чем интересы тысячи человек. Внутри социалистического общества действовал принцип «от каждого по способностям — каждому по труду», который сам Маркс, однако, считал принципом буржуазным. В будущем, коммунистическом обществе, когда производительные силы будут развиты бесконечно и материальные потребности будут удовлетворяться легко, будет действовать новый принцип справедливости: «от каждого по способностям — каждому по потребностям».
Однако на практике в СССР, который сохранил старый аграрный общинный уклад (община в России всегда была сильна, прежде всего в силу специфики аграрного производства в условиях рискованного земледелия: она как бы страховала членов общины на случай природных катаклизмов), применялась уравнительная концепция справедливости.
На Западе довольно популярной концепцией стала теория справедливости американского философа Дж. Роулза (1921–2002). Согласно Роулзу, чтобы можно было вообще говорить о справедливости, общество изначально должно обеспечить абсолютно равное распределение основных свобод — свободы совести, слова, передвижения, права на законный суд и т. п. — и абсолютно равный доступ к общественным положениям и должностям. Лишь после допустимы социальные и экономические неравенства, которые, однако, должны быть устроены так, чтобы от них можно было ожидать преимущества для каждого члена общества. Несправедливость, таким образом, это такое неравенство, которое не обеспечивает общественных преимуществ каждому.
Несмотря на то, что концепция Роулза основывается на тезисе о приоритете политических и гражданских свобод, который декларируется всеми либеральными демократиями, она подвергалась наибольшей критике именно со стороны либеральных мыслителей, прежде всего М. Фридмена и Ф. Хайека, отрицающих необходимость перераспределительных институтов в рыночной экономике, когда более сильные, умные, деятельные члены общества должны получать больше, чем остальные.
Невозможность примирить уравнительную справедливость, в основе которой лежит всеобщее равенство, с распределительной справедливостью с ее принципом «каждому по делам его» — источник постоянных споров о сущности справедливости. Уравнительное распределение лишает людей мотивации и тем самым ограничивает возможности прогресса. Распределение по степени участия приводит к имущественному расслоению общества и порождает социальные проблемы.
Не менее остро стоит вопрос о справедливости в плоскости межгосударственных и межнациональных отношений. В любом конфликте каждая сторона чувствует себя правой и может привести немало аргументов в пользу своей правоты. По словам Ф. Ницше, «давать каждому свое — это значило бы желать справедливости и достигать хаоса». Многие войны, в т. ч. мировые, развязывались во имя «справедливости» — «справедливого» распределения территорий, природных ресурсов, «справедливого» наказания «провинившихся» наций.
Очевидно, что подобные конфликты с точки зрения морали неразрешимы. Таким образом, вопрос справедливости относится к наиболее обсуждаемым и спорным вопросам современной общественной науки.
