определение методов организации труда людей и производственных участков, объявленных передовыми и образцовыми. Слово появилось в 1935 г., когда администрация одной из донецких шахт, уловив требования «момента», т. е. разгадав очередной зигзаг «генеральной линии» партии (Сталин в речи 4 мая 1935 года назвал кадры «самым ценным и решающим капиталом в производственном процессе») , инсценировала грандиозную мистификацию — «рекорд» Стаханова. Было объявлено, что в ночь с 30 на 31 августа шахтер Алексей Стаханов, вместо обычных 7 тонн угля, вырубил за смену... 102 тонны — в 14,5 раза больше нормы. Через 19 дней он выдал «на-гора» (по сути ему выдали) 227 тонн, перекрыв норму уже в 32,5 раза.
С. «почин» был замечен руководством и немедленно использован для усиления эксплуатации рабочих. С этого момента надлежало перевыполнять «устаревшие» нормы если не в 32,5 то хотя бы в 3—4 раза. Иначе рабочих и особенно администрацию предприятия могли обвинить во вредительстве, саботаже, диверсиях, экономической контрреволюции. Метастазы «С. движения» расползлись по всей стране. «Стахановцы» находились (а точнее создавались) всюду: Кривонос — на железнодорожном транспорте, Бусыгин — в автомобильной промышленности, Сметанин — в обувной, сестры Виноградовы — в текстильной (вместо 26 ткацких станков они стали обслуживать... 216), Демченко — в сельском хозяйстве. Появились и «С. дети» : узбекская школьница решила собирать хлопок не одной, а двумя руками (прежде человечество до этого не додумалось). В результате она опередила... целую бригаду.
Волна «С. движения» — «штурмов», «досрочных пусков» , «ударных вахт» — обрушилась на страну со страниц советской печати. 1936 год был объявлен С. Организовывались С. бригады и цеха, которые должны были стремительно повышать производительность труда и побуждать других к социалистическому соревнованию. Организатором рекордов неизменно выступал партийный аппарат. В связи с реконструкцией советской промышленности в 30-е годы было необходимо любыми средствами поднять «трудовой энтузиазм». Вовлекая максимальное число рабочих в социалистическое соревнование, власти надеялись выполнить явно нереальные государственные планы. Средства информации прославляли «стахановцев», в пропагандистском изображении они выступали тружениками нового типа, жертвующими личными интересами во имя общества и государства.
С. «почин» как и все последующие «движения» был откровенным обманом. Рекорды производительности труда обычно ставились на бумаге в тиши партийного кабинета или в газетной редакции. Для немногих, действительно хороших работников, создавались уникальные условия. В подготовку «рекордов» включались и управления, расточающие столько средств и сил, что после очередного рекорда производство (а часто и целая отрасль промышленности) попадало в глубокий прорыв. В том же 1935 г. пленум ЦК ВКП(б) специальным решением предписал предприятиям перейти от единичных рекордов стахановцев к массовой интенсификации труда, освоению новых методов работы. Были открыты «С. школы» (переименованные в 50-е годы в «школы передового опыта)», организовано шефство «передовиков» над рабочими, не выполняющими норм, на предприятиях создавались С. смены и участки (в 60—70-е годы переименованные в «коммунистические»). Все эти меры имели своей целью повысить производительность труда за счет более интенсивной эксплуатации трудящихся. Практически, конечно, это достигалось старым, хорошо известным методом: повышением норм выработки и снижением расценок.
Задачу удалось решить лишь частично: материальное положение рабочих действительно ухудшилось, но производительность труда существенно не выросла. Так, через два года после «рекордов» Стаханова план по добыче угля все еще не выполнялся. Не наблюдалось роста производительности труда и в других отраслях народного хозяйства. Провал планов индустриализации страны партийное руководство объяснило действиями «врагов народа». С по381 мощью стахановцев нередко инсценировались «разоблачения вредителей» и процессы над ними. Естественно, что и это не помогло. И вот в 1938 г. вводится система принудительного труда, запрещающая перемену места работы. Опоздание более чем на 20 минут или несколько небольших опозданий в течение месяца карались принудительными работами на срок до шести месяцев, при повторении — длительной ссылкой или заключением в лагерь. Гигантская мясорубка С. движения перемалывала жизни сотен тысяч трудящихся. Многие из них, однажды попав на страницы газет, становились «знатными» людьми. Затем возникало новое «творческое начинание» — и о них забывали. Как правило, вчерашние «герои» кончали плохо — спивались, опускались. Были и такие, кто, не сумев вовремя сориентироваться в новой ситуации, не поддержав очередной партийной инициативы, платил за это свободой и жизнью.
В 1975 году в СССР торжественно отмечался юбилей «стахановского» движения. Проходил он при живом Стаханове, но без него: «основоположник» заканчивал жизненный путь в больнице, в состоянии распада психики и алкогольной депрессии. В советском языке узаконено слово «стахановец» («стахановка») синонимичное «ударнику» («ударнице») , но дополняющее его конкретностью заложенной в нем социальной программы: «стахановец» — не только передовик производства, «ударник», активно участвующий в «социалистическом соревновании», он еще и зачинатель «всенародного движения» за повышение производительности труда на основе овладения новой техникой. С. труд, однако, не стал источником подъема советской экономики. Нелепая система производственных рекордов, явно инспирированный характер движения, за которым скрывались застой и казенный энтузиазм, сама фигура стахановца-алкоголика — слепого орудия в руках администрации — все это настолько себя дискредитировало, что в 50— 60-х годах «стахановец» , «С. бригады», «С. движение» практически исчезают из языка и заменяются новыми: «ударник коммунистического труда», «бригада коммунистического труда» и т. п.
Понятно, что и новые названия не изменили мертворожденных по своей сути явлений, потому что процессы, их породившие — эксплуатация, отчуждение тружеников от результатов труда, — остались теми же. Бесчисленные «новые» движения, возникшие вслед за С., ничем не отличались от прежних — разве что их циничная сущность стала еще очевиднее. В 70-х годах, например, появился «почин» - «3а себя и за того парня». Предлагалось включать в состав каждой бригады... имя (т. е. призрак) одного из погибших на войне солдат. Так что трудящимся предстояло работать не только за себя, но и за него, за «того парня». А поскольку «он» явно не мог получать зарплату, то эту миссию брало на себя государство. Так власть пыталась эксплуатировать мертвых. Результат этой «мудрой» идеи — множество анекдотов о «том парне».
Трудовое подвижничество во имя «светлого будущего» давно утратило привлекательность, но пропаганда не отказывается от любой возможности хоть как-то подогреть трудовой энтузиазм. Отсюда — откровенная спекуляция. Чего стоит, например, последнее советское изобретение — лозунг «Отходы — в доходы!». Трудящихся призывают перерабатывать и использовать... помои. Во многих современных «движениях» новым оказываются только цифры. К 40-летию битвы под Москвой было тридцать «ударных вахт». К ее 50-летию их будет, вероятно, пятьдесят.
Коммунистическому режиму все труднее создавать самобытные «движения» и «почины» , все труднее подбирать для них мало-мальски привлекательные названия. Идеологи коммунизма выдыхаются.
ПРИМЕРЫ: «...примером освоения нашими людьми новой техники и дальнейшего роста производительности труда явилось стахановское движение». (История ВКП(6). Краткий курс. Госполитиздат, М., 1930, с. 323.) «...стахановцы являются новаторами в нашей промышленности, стахановское движение представляет будущность нашей индустрии...» (Там же, с. 324.) «Разворот стахановского движения и досрочное выполнение второй пятилетки создали условия для нового подъема благосостояния и культурного развития трудящихся». (Там же, с. 325.)