Культ настоящего, якобы заведомо высшего, чем «древность». Понятие современности двусмысленно: из положительного оно стало отрицательным. Основанное в начале на способности европейских народов к новаторству и преодолению прошлого, оно кончило в XX веке слиянием с наивным прогрессизмом и обесцениванием традиций в пользу «настоящего», претенциозно считающего себя высшим. Модернизм сегодня — не более, чем модный академизм. Современность не выполнила свои обещания, потому что их невозможно было выполнить, поскольку они были основаны на утопии, а не на реальности. Эти обещания были такими: 1. Обеспечить путем общего господства материалистической экономики и техники счастье, мир и процветание; 2. Заменить традиционную эстетику и философию иными формами, порвав с преемственностью; 3. Покончить с народами, религиями и обычаями ради однородного и эгалитарного человечества и атомизированного индивидуума. Эти цели были намечены в конце XVII века. Их воплощали мондиалистский меркантилизм, марксизм и мифология прогресса в целом. Результатом был полный провал претенциозно самодовольной «современности». После трёх с половиной веков «западной современности», XXI век движется к конвергенции катастроф.
Но не следует делать вывод, будто это отвержение современности приведёт нас к ностальгическому «традиционализму». Совсем наоборот. Современность обращена в прошлое, она прямо противоположна футуризму. Осуждая и презирая архаику, т.е. основополагающие и живые традиции, она обрекает себя на эфемерность (См. мою книгу «Археофутуризм», изд. Энкр). В согласии с моими тезисами Родольф Бардинан и Жорж Фельтен-Траколь писали: «Пост-современность (или археофутуризм, или язычество — как бы мы ни называли нашу эпоху) чувствует настоятельную необходимость восстановить древнюю сферическую связь между настоящим, прошлым и будущим. В противоположность традиционалистской позиции, происходящей, несмотря на весь свой пыл, в конечном счёте, от современности, отвергать современность не значит искать убежища в безвозвратно ушедшем прошлом. Это значит утверждать возможность другого будущего, разблокировать будущее» (Рокфавур», № 14, статья «Современность — лодка, плывущая по течению»). Иными словами, традиционализм — это всего лишь «современность навыворот». Не надо быть «антисовременным», надо быть скорее «не современным». Альтернативой современности не может быть возврат в прошлое традиционализма и пассеизма, потому что у них такое же линейное видение времени, как у современности, только речь идет о регрессе, а не о прогрессе. Обе эти позиции совершенно противоположны сферическому и динамическому представлению о времени. Современность умирает, исчерпав себя в момент своего апогея в речах и ссылках, под шум похвал. Слово «современность» полностью утратило свой смысл. Оно употреблялось уже в XVII веке («Спор древних и современных авторов»). Глубинный смысл концепции «современности» — «всё, что противоположно прошлому», и так уже три века. Это вдвойне глупо, потому что сегодня приходится противостоять современности столетней давности (в ту эпоху этот термин имел такое же значение, как и сегодня), но, прежде всего, потому что «делать из прошлого чистую доску» значит лишать себя будущего. Концепция современности несет в себе своё самоубийство, потому что она с ходу отрицает идею долговечности цивилизации и народа, единства прошлого и будущего. Пьер-Эмиль Блерон писал («Рокфавур», тот же номер): «Современность — это тоталитаризм пустоты: мондиализация, отрицание различий, унификация... Современность не переживает кризис, она сама кризис». Во всех областях нынешняя система не перестаёт, чтобы узаконить себя и заставить забыть о своих неудачах и своей неспособности, повторять как заклинание свою изношенную концепцию «современности»; одно из её любимых выражение — «модернизация демократии». Но тогда надо «модернизировать» всё: человеческие отношения, коммуникации, мораль, учреждения, юстицию, секс, социальное поведение, политику иммиграции и т.д. и посмотрим, каковы будут результаты. А они будут такими же жалкими, как результаты модернизации искусства. В этом контексте модернизация означает в действительности упадок и примитивизм, новое «варварство». «Современное» искусство стало хуже академического пассеизма: уже 50 лет оно получает субсидии и кружится вокруг пустоты. Парадокс: современность, которая хочет постоянных изменений, всё время повторяется, оказывается неспособной идти вперед и творить. Современность, которая узаконила себя как авангард, стала арьергардом, попав в ловушку собственной наглости. Современность стала культом и признаком стареющих людей, которые хотят убедить себя, что они еще молоды. Церковь тоже захотела «модернизироваться» на II Ватиканском соборе. Результат — снижение на 70% числа активных верующих в Европе. Победоносный ислам ни одной минуты не помышлял о «модернизации». В действительности всё упадочное любит рядиться в «современные» одежды: современность очень хорошо сочетается с порчей нравов, переменой роли полов, социальной вседозволенностью, отказом от дисциплины, космополитизмом, безбрежной свободой торговли (после принесения жертв марксистскому богу) и пытается выдавать эти патологические черты за «нововведения», согласно догме: «Всё новое позитивно», даже ноль, регресс. В этом плане современность уступает фатализму смысла истории, не понимая, что история не следует по этому пути. Современности следует противопоставить не традиционализм, не реакционный дух, которые сами «современны», а традиции и дух непрерывности. Что же касается науки и техники, то в них нет ничего «современного», потому что их дух происходит из древней Греции. Они лишь совершенно нейтральные орудия на службе воли. (См. «Актуализм», «Археофутуризм», «Междуцарствие», «Прогресс»).