Этимологически: «то, что придает своеобразие». Самобытность — это то, что делает народ несравненным и незаменимым. Человечество отличает разнообразие и своеобразие его народов и культур. Превращение в однородную массу это синоним смерти и склероза, энтропии. Универсализмы всегда хотели оттеснить самобытность на обочину во имя единой антропологической модели. Этническая и культурная самобытность образуют единый блок: сохранение и развитие культурного наследия предполагает этническую близость людей, составляющих народ. Человечество сможет выжить перед лицом нынешних вызовов, только если оно станет «плюриверсумом», т.е. не всегда мирным конгломератом глубоко различных и этноцентричных народов. Учтите: главная основа самобытности — биологическая; без неё два других уровня, культурный и цивилизационный, недолговечны. Иными словами, самобытность народа, его памяти и проектов, основывается, прежде всего, на его конкретных наследственных задатках.
Республиканцы, якобинцы и универсалисты, которые защищают «самобытность Франции» и её «культурную исключительность», считая возможной интеграцию масс этнически чужеродного населения, заходят в тупик и впадают в неразрешимое внутреннее противоречие. Понятие самобытности тесно связано с понятием этноцентризма и несовместимо с учениями о возможности «этноплюралистического» сосуществования внутри Европы. Пьер Виаль пишет на эту тему: «Самобытность — это производная трёх основополагающих элементов бытия не только отдельной личности, но и народа: расы, культуры и воли» (в книге «Одна земля, один народ»). Это означает, что ни один из этих элементов не достаточен сам по себе: без сравнительно однородной биологической основы не может процветать никакая культура, но одна биологическая основа не может обеспечить долговечность культуры, если у народа и элит не хватает воли. И, в-третьих, культура не может ни выжить, ни процветать, если элиты народа обезглавлены. Идея самобытности для господствующей эгалитарной и универсалистской идеологии — как бельмо на глазу. С одной стороны, она ужасно шокирует, потому что её всегда подозревают (и правильно) в том, что от неё пахнет этническим духом. С другой стороны, по политическим причинам, нельзя уже больше отрицать корсиканскую или бретонскую самобытность, не говоря уже о еврейской, которую никто больше не смеет оспаривать. Так, правда, не было в Х1Л веке, когда светские евреи-универсалисты, начиная с Маркса, выступали, следуя прогрессистской логике, против еврейской самобытности, еврейских обычаев, еврейской религии и ее эндогамных предписаний.
Как преодолеть это досадное противоречие? С помощью идеологических ухищрений. 1. Самобытность народов Европы не отрицают открыто, а нейтрализуют, лишают субстанции, низводят в разряд музейных экспонатов, фольклора (в дурном современном смысле этого слова), устраняют из неё все этнические признаки. Сквозь зубы признают только самобытность языка, да и то со всякими умолчаниями. Руководители левых бретонских автономистских движений всё время повторяют, что неевропеец, живущий в Бретани, автоматически становится бретонцем (таким образом, уничтожается самая суть слова «бретонец», ему придаётся универсалистский смысл, как слову «американец»). 2. Подразумевается, что самобытность приемлема, если речь идет об инородцах, но предосудительна, если за неё выступают европейцы, потому что они «расисты». Поощряется африканская, антильская, арабо-исламская и прочая самобытность, тогда как самобытность европейских народов герменевтически ставится под подозрение. Европейцев настоятельно просят отказаться от какой бы то ни было самобытности (или оставить её для музеев). Это весьма опасно. Понятию самобытности ничто не угрожает в будущем мире, который, несмотря на мондиализацию по западному образцу и даже благодаря ей, станет свидетелем усиления самобытности больших этнических блоков Юга; серьёзная угроза нависла над самобытностью «опасных народов», как были когда-то «опасные классы», коренных европейских народов. Для них самобытность, так сказать, «под запретом». Они должны на это реагировать и, прежде всего, не ограничиваться борьбой за самобытность в одной только области музейных культов. Наконец, идея самобытности должна сочетаться с идеей преемственности (согласно формулировке Роберта Стойкерса). Самобытность не представляет собой нечто неподвижное, она может оставаться собой, развиваясь, сочетать бытие и становление. Самобытность — динамическое, а не статическое, чисто охранительное состояние. Самобытность должна мыслиться как основа длительного исторического движения, т.е. преемственности поколений народа. Диалектическая связь понятий самобытности и преемственности позволяет народу быть творцом своей истории. (См. «Ускорение», «Этноцентризм», «Этносфера», «Малая родина).
954.28 кб
Культурная самобытность как стержень «Мягкого могущества»
Косенко С.И. Мягкое могущество в твердой упаковке: особенности культурной Франции. М.: Издательство «МГИМО-Университет», 2011.