Волна акций, прокатившихся по стране в начале 2005 г., породила множество вопросов. Главный из них — почему гораздо худшие времена середины и конца 1990-х годов, сопровождаемые не менее, а возможно, и более острыми социальными коллизиями (массовая задержка зарплат и пенсий, дефолт и т.п.), не вызывали столь массовых протестов? Ведь рост социального недовольства, который был особенно заметен в конце 2004 — начале 2005 г., происходил не на фоне ухудшения материального положения многих из них. Впрочем, и особого улучшения также не наблюдается. Вероятно, в этом-то все и дело. За последние два-три года в обществе, как показывают опросы ВЦИОМ и других социологических центров, сформировалось стойкое ощущение, что выход страны из кризиса уже не за горами, что еще немного и можно рассчитывать на конвертацию экономического роста в улучшение жизни, если не всех, то многих. В стране появилась власть (чего не было 5–7 лет назад), которая к тому же бросила клич «Все на борьбу с бедностью!». Соответственно, планка общественных притязаний выросла настолько, что достигнутый уровень материального положения уже не соответствовал новым запросам к уровню и качеству жизни россиян, прежде всего «среднего сословия», достигшего, по разным оценкам, от трети до половины населения страны.
Вопрос о монетизации льгот, который непосредственно затрагивал (по самооценкам) менее половины опрошенных (самих льготников и членов их семей), к концу января приобрел характер общенациональной проблемы, стал волновать уже большинство — 65% населения. Причем многие сегодня протестуют и высказывают недовольство, что называется, «впрок», как бы сигнализируя власти, что следующие реформы (медицины, образования, ЖКХ), которые затрагивают абсолютно все слои общества, должны проводиться иначе, чем реализуется 122-й закон. Пожалуй, впервые в постсоветской России мы сталкиваемся с внятным доведением до власти мнения весьма значительной части населения.
Поскольку в основе массовых выступлений лежит недовольство социально-экономической ситуацией в стране, то протестный «разогрев» общества еще силен. Половина опрошенных (50%) полагают, что митинги, демонстрации могут произойти в местах их непосредственного проживания, и около трети (31%) не исключает возможности своего участия в них. Что касается конкретных форм участия, то большинство тех, кто заявил о своей готовности выйти на улицу, приняли бы участие в мирных, санкционированных митингах, демонстрациях, пикетах. Радикально настроенных (готовых к захвату зданий, перекрытию транспортных путей и даже к вооруженному сопротивлению) сравнительно немного (3%). Однако, как показывает исторический опыт России, и такого количества людей хватало для масштабной дестабилизации ситуации в стране. Тем не менее, пока у подавляющего большинства опрошенных наблюдается установка на мирный диалог с властью.
Результаты опросов свидетельствуют, что и в той части населения, которая сегодня выходит на улицы, и в той, которая не протестует, доминируют скорее консервативные, чем революционные настроения. Реформы 1990-х годов сформировали у людей стойкий «антиреформаторский синдром», суть которого в том, что все реформы в России приводят только к одному — к ухудшению жизни людей. Не случайно, большинство опрошенных (52%) по-прежнему ориентируются на статус-кво, на стабильность, и существенно меньше (37%) тех, кто считает, что стране нужны перемены, прежде всего в экономической и социальной сферах. Такое соотношение характерно для всех социальных групп и слоев российского общества, включая активную, молодую, дееспособную часть населения. Аналогии «январско-февральского кризиса» в России с «оранжевой революцией» на Украине или с собственной революцией столетней давности подавляющим большинством россиян отвергаются.
Не факт, однако, что россияне и прежде всего слои, примыкающие к среднему классу, и дальше будут демонстрировать конформистскую модель поведения. Достижение нового качества жизни, к которому они стремятся, в условиях разворачивающейся монетизации — сначала льгот, а потом здравоохранения, образования и др. — при сохранении нынешней структуры и уровня доходов является трудновыполнимой задачей. И все сегодня это прекрасно понимают. В то же время, очевидно, что мотивировать эти группы на активную включенность в общественную жизнь, тем более протестную, возможно либо в случае серьезных просчетов властей, либо нахождения оппозицией неординарных ходов и действий.
Пока же очень многие сомневаются в эффективности протестов.
Возникает закономерный вопрос — можно ли протестную энергию направить в «мирное русло», в какие-то новые гражданские инициативы, а в низовой стихийной самоорганизации усматривать прообраз гражданского общества, как это делают некоторые политики и эксперты? Однозначно ответить на этот вопрос сегодня крайне сложно. Безусловно, ситуация вокруг монетизации льгот вывела россиян из спячки и послужила катализатором роста их политической активности. Многие из них поняли, что с помощью коллективных, солидарных действий можно вести диалог с властью. Вместе с тем, «январский кризис» отчетливо выявил крайнюю неэффективность механизмов этого общения. Парламент перестал быть таким «передаточным» звеном, окончательно превратившись в фабрику по производству законов, у большинства партий (равно как и профсоюзов) давно атрофированы механизмы работы с массовой аудиторией. Как ни относись к «оранжевой» революции на Украине, там было то, что подзабытый классик называл «живым творчеством масс». В России же ничего другого, за исключением унылых лозунгов «Долой Путина» или «Да здравствует Путин», ни оппозиция, ни партия власти, выводя людей на улицу, предложить не смогли. Неслучайно, наименее склонны к протестам оказались молодежь, люди среднего и высокого достатка, жители мегаполисов, прежде всего москвичи. И не только потому, что проблема льгот их непосредственно не затрагивает. Эти слои не привлекает роль массовки или «дисциплинированного войска» политиков и партий. Для них также важно понимание, что это участие будет эффективным, может принести какую-то пользу или даст возможность выражать и защищать какие-то идеалы и ценности. Наконец, нельзя не видеть и того, что в этих группах и слоях силен синдром апатии и неучастия. Это поколение людей, которое уже ничего не ждет от власти и действует, что называется, в автономном режиме. И до тех пор, пока активную, дееспособную часть населения устраивают отношения с властью по принципу «вы нас не трогайте, и мы вас трогать не будем» — изменить ситуацию будет крайне сложно.
В. В. Петухов
27.19 мб