МОРАЛЬ И ПОЛИТИКА

одно из основных и наиболее сложных понятий политики и ее отношения к действующим в обществе нормам нравственности, близкое к этическим оценкам. И мораль и политика представляют собой организационные, регулятивные, контрольные сферы общественной жизни, но их существование и функционирование существенно различаются. В отличие от др. организационно-контрольных сфер, мораль не имеет вещественных форм, не материализуется к аппаратах государственного управления, институтах власти, лишена центров управления и средств связи, а объективируется в языке и речи, и, прежде всего, в отражении, в признаках и свойствах др. общественных явлений. Вместе с тем, она всеприсутствует, охватывает управление обществом, в сущности, все феномены политики. Эта специфика морали существенно отличает её от этики (прежде всего этики политической). Если мораль может так или иначе характеризовать политический процесс, сама она находится вне его и лишь вступает с ним в тс или иные отношения, то политическая этика присутствует в политике и неотделима от нее, как одно из ее направляющих существенных начал. Поэтому любая политическая философия и нормативная теория, касающиеся политической сферы, так или иначе связаны с поисками ответа на вопросы, поставленные политической этикой и учением о нравственности. Уже древнегреческие наука и искусство исследуют проблему политической морали и этики (См.: Софокл - ок. 496 до н. э. - трагедии: «Эдип - царь». «Антигона», «Электра» и др.) - это императивные требования полиса к гражданам, с одной стороны, и семейно-правовые и общечеловеческие обязательства отдельного человека, связанные с заповедями морали, с другой. Возникает антиномия (antinomia - анти против и nomos - закон) противоречие, возникающее между двумя взаимоисключающими положениями, признаваемыми одинаково доказуемыми нравственной автономии человека и притязаний на универсальность любого рода политических преобразований.
История политических, моральных и этических учений позволяет выделить три основные варианта взаимодействия между моралью и политикой:
- полное подчинение моралью политики;
- полный разрыв между моралью и политикой (см.: Никколо Макиавелли (1469-1527) - его труды: «Государь» (1513), «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия» (1513-1517) и др.);
- попытка сохранить аутентичность (аутентичный: греч. authentikos - соответствующий подлинному, действительный, верный, основанный на первоисточнике) политики и морали с поддержанием их напряженного взаимодействия.
Каждый из вариантов взаимодействия предполагает свою аргументацию. Во-первых, это - двойное подозрение в аморализме и иррационализме. Задача заключается в выяснении всех аспектов отношений политики и морали, чтобы их интеграция исключила их взаимные несоответствия. Во-вторых, возможно гиперморализование политики, согласно которому последней приписывается большее право в решении сомнений, вытекающих из моральных принципов индивидуального сознания. В-третьих, существует феномен политизации морали и нередкие в связи с этим попытки оправдания любых политических преступлений.
Одним из традиционных критериев моральности традиционно признается справедливость политических суждений и действий. Еще классические тексты христианской политической философии средневековья рассматривали справедливость как основу и критерий моральности политики. При этом различались политические объединения и их действия, с использованием критерия наличия или отсутствия в них справедливости. С этим существенным образом связана легитимизация компетенций в сфере предписаний либо выяснение отсутствия таковой с вытекающими отсюда последствиями. Следует принимать во внимание историческое содержание и полисемантичность (семантичный - семантический - от греч. - обозначающий; семантический - смысловой; полисемантичность - многосмысловой характер) категории «справедливость» и тесно связанной с ней категории «равенство». Еще Аристотель (384—322 до н.э.) в трудах «Органон». «Никомахова этика», «Эвдемова этика», «Политика», «Афинская полития» различал распределительную и уравнительную справедливость. Первая основана на пропорциональном равенстве, а вторая - на арифметическом, или нумерическом. Оба вида способны войти в конфликт друг с другом. Конфликты в политическом поле возрастают от того, что оба вида справедливости могут быть определены как содержательно, так и формально. Содержательные представления о справедливости подвержены историческому изменению и уточнению, при этом вопрос о масштабе формируется следующим образом: если справедливость должна быть масштабом политического действия, политического состояния и политических последствий, то возникает проблема и вытекающий из нее вопрос: каким в итоге должен быть масштаб справедливости? Очевидно, однозначного ответа на него не существует. Если Аристотель проводит различие между хорошим человеком и хорошим гражданином, то позднейшие мыслители постоянно подчеркивают несовпадение мира политического и мира нравственного. Так, средневековая мысль отмечает соподчинение морали и политики: Августин «Блаженный» Аврелий (354—430) - Соч. «О граде божием» и Лютер Мартин (1483-1546). См.: Лютер М. «95 тезисов об индульгенции» (1517). Раннему (А.Августин) и позднему (М.Лютер) средневековью принадлежит идея о том, что политическая сфера обусловливает относительную автономию политики, морали, добродетели и справедливости.
К началу Нового времени в отношениях между политикой и моралью наступает определенный разрыв, tro часто связывают с категорией государственной выгоды и с именем уже упомянутого Н.Макиавелли (см.: Политология. Учебник. М..2009 - А.Ю.Мельвиль и др.), хотя по мнению составителя настоящего словаря политологических терминов, ни в книге «Государь», ни в других работах великого итальянского мыслителя понятие «государственная выгода» не применялось. Государственная выгода, как известно, характеризует всеобщую данность, а напротив, все частное сводится только к партикулярному интересу (партикулярный: лат. particularis - отдельный, частный, не государственный).
Немецкий идеализм, исходя из допущения о государственной выгоде, гипостазирует государство в образе нравственности. Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770-1831) в «Энциклопедии философских наук» (1817), «Философии права» (1821), в противовес И.Канту мшист: «В недавние времена активно обсуждалась противоположность морали и политики и формулировалось требование, согласно которому второе должно соответствовать первому. Мнение о мнимой несправедливости, согласно которой политике следует всегда пребывать в состоянии мнимой противоположности морали, покоится на поверхностном представлении о моральности, о природе государства и его отношении к моральным воззрениям». (Философия права. М..1998.С.337). Казуистическое выражение, согласно которому цель освящает средство, имеет своим источником аналитическое соотношение целей и средств. Кто желает цели, желает также использовать необходимое средство, имеющееся в его распоряжении (И.Кант). В Новое время, по мере отделения политики от морали, формируется отдельная максима, согласно которой фиксированные цели достигаются любыми эффективными средствами (см.: Томас Гоббс (1588-1679): работы «Левиафан» (1651); «О свободе и необходимости» (1656). При этом допускается, что используемые средства теряют значение в процессе оправдания цели. Последние, соответственно, получают приоритет по отношению к средствам. В понятии целерациональности, введенном в научный оборот Максом Вебером (1864-1920), выделенном отдельно из четырех видов социально-политических действий (ценностно-рациональное политическое поведение), эта проблема обнаруживается достаточно очевидно (см.: «Хозяйственная этика мировых религий» (1916-1919); «Экономика и общество» (1924, посмертная публикация). По М.Веберу, имеет место рациональное соотношение целей и средств, целей и побочных явлений. Но эта соотнесенность целей и средств теряет критерий по мере инфляции староевропейской идеи разума. М.Вебер, к примеру, оспаривает способность наук Нового времени к нормативной постановке целей. Допустимая возможность социально-политического действия в контексте цели - средства оказывается в связи с этим поколебленной. Любые средства отнюдь не ведут к одной и той же цели, способной к тому же не только меняться в зависимости от наборов средств, но и взаимопревращаться. И цели ее реализуются иначе, нежели через соответствующие методы, которые завоевывают благодаря этому опасную самостоятельность, превращаясь в цели. Моральный нейтралитет средств оказывается сомнительным допущением. Последний момент нигде не проявляется столь отчетливо, как в отношении к проблеме насилия. Легитимация применения насилия заключается в понимании его как ответного насилия, как средства, используемого к процессе угроз и имеющею тенденцию превращения в единственно возможное политическое поведение. Право личности на насилие, согласно современным взглядам, допускается лишь в случае необходимой самообороны. В индивидуальном случае его применение принимают во внимание как преимущественное право суверенных государств, монополизирующих легитимное применение насилия (М.Вебер «Политика как призвание и профессия» (1919)).
В ходе последних десятилетий (конец XX века - начало XXI века) складывается интеллектуальная и инструментальная тенденция рассматривать права человека в качестве универсального фундамента взаимоотношения политики и морали. Нрава человека и гражданина образуют ту границу, о которую разбивались возможные посягательства самых различных политических сил. 11а международно-правовом уровне основные положения этой концепции изложены во Всеобщей Декларации прав человека, принятой ещё в 1948 году и кодифицированной в ряде конвенций, заключенных позже.
Политика и мораль автономны по отношению друг к другу, хотя и относительно, ибо политика без морали, политика безнравственная, рано или поздно переполнит чашу терпения общества и его граждан, особенно современного политизированного общества. Конечно, политика, как правило, лишена контроля со стороны морали. С другой стороны, то, что делают политики, не делает мораль. В свою очередь, мораль (в отличие от политической этики) стоит вне политики и над нею, и потому их соединение оказывается чаще всего столь сложным и нестойким. Политика, со своей стороны, не контролирует мораль, хотя и может влиять на специфическую мораль конкретных политических действий и конкретных слоёв населения, особенно молодежи, не имеющей стойкого политического иммунитета, жизненного опыта и нравственной закалки.
Весьма неоднозначны и противоречивые оценки и нормы нравственного долга и представления о долге в политике. В сфере морали следование долгу означает соответствие политики высшим критериям нравственности. Долг в политике - достижение поставленных целей, получение желаемых результатов. В результате возникает дилемма Н.Макиавелли - классика противоречивой диалектики политики и морали - первого и до сих пор непревзойденного аналитика рассматриваемой проблемы. Суть её - необходимость выбора между достижением политических целей любыми, в том числе и ненравственными средствами, т. е. осуществление или соблюдение политического долга любой нравственной ценой. Сам Н.Макиавелли объяснял эту необходимость неспособностью народа жить в условиях демократии, а потому сильная власть, используя все свои ресурсы - экономические, политические, финансовые и прочие - вынужденно применяет даже безнравственные меры в целях установления гражданского мира в обществе. В этом случае, по Макиавелли, исполнение властью политического долга само по себе становится нравственным и этически обоснованным.
Историческая практика показала, что политические руководители, политические элиты далеко не всегда являются носителями политической нравственности, как, впрочем, и индивиды, выступающие персонально или в составе относительно больших социальных групп за коренные изменения в обществе. Групповая мораль и моральные отношения сложнее, чем мораль индивида. Поэтому нравственно безупречный индивид может вольно или невольно участвовать в неморальной политике группы: политического института, политической партии, армии и т. д. Отсюда и коллизии двойной морали - групповой и индивидуальной и столь же частые кризисы - порой весьма тяжелые - индивидуального и коллективного сознания, особенно в периоды общественных кризисов. Возможно и обратное: нравственно порочный индивид способен контролировать морально безупречную группу или бросить тень на её нравственную репутацию. К тому же мораль индивида не всегда конкурирует с политикой, поскольку не всякий индивид - политик или значимый участник политической жизни. Отношение же в группе и между группами, между различными социальными слоями, культурными общностями, нациями и народностями, различными этажами (к примеру, в России) вертикали власти, общероссийским народным фронтом и гражданами не входящими в него, политическими партиями - это уже политика, а значит и мораль.