Генетически родственная человеческая группа. Понятие «чистая раса», конечно, несерьёзно. Имеет значение только фактически существующая раса. Раса может быть стабилизированным продуктом древних смешений. Современная генетика, в целом подделывающаяся под господствующую идеологию, всё же подтверждает разделение человечества на статические генетические группы. Расы различаются не столько фенотипическими особенностями (цветом кожи, волосами, ростом и т.д.), сколько вариациями генотипа, касающимися темперамента, особенностей строения мозга и мышления, а также врождёнными физиологическими и биологическими различиями. Ссылаясь на работы Анри Валуа, Пьер Виаль поясняет: «Самобытность основывается, прежде всего, на природной, биологической реальности, изучаемой той наукой, которую называют физической антропологией... Эта принадлежность человека к биологическому миру обуславливает многие его особенности как в индивидуальном, так и в коллективном плане. Первый встречный, который сохранил старые основы здравого смысла, несмотря на промывание мозгов, которое устраивают ему СМИ, знает, что есть кое-какая разница между сенегальцем и овернцем. Разница не означает превосходство или неполноценность» (из книги «Одна земля, один народ»). Уточним в этой связи, что этнодифференциализм, на который ссылается П. Виаль, весьма отличен от очень двусмысленной концепции этноплюрализма. Первый призывает к отказу от сосуществования в рамках одного и того же пространства и к отказу от колонизации и господства одной расы над другой, тогда как у этноплюрализма может быть опасный уклон: вера в мирное сосуществование разных народов на одной и той же территории, что в истории никогда не удавалось и неизбежно приводило к расизму и расовым конфликтам. Понятием расы не исчерпывается понятие этноса. Раса может быть
В каком-то роде биологической составляющей этноса. По сугубо догматическим причинам, единомыслие отрицает само существование рас (используя тот псевдо-аргумент, что индивидуальные генетические различия более значительны, чем различия между расовыми группами), хотя юридически претендует на борьбу против «расизма», который демонизируют, как свободу нравов во времена викторианского пуританства. Как можно осуждать чувства, относящиеся к предмету, которого якобы не существует? Как может существовать «расизм», если рас якобы не существует? Антирасизм, обязательное свидетельство благонадежности это, в действительности ксенофилия (завышенная оценка чужаков) и расофобия. Одержимая и запуганная фактически существующими расами, которые становятся главной проблемой в связи с рождением многорасового общества и конфликтами, вызываемые этим, — западная идеология впадает в расофобию, противоречивым образом связанную с расоманией. Объявлять себя «антирасистом» и осуждать расизм это сегодня для идеологов, художников, политиков и журналистов, как левых, так и правых, обязательное свидетельство благонадежности: в такой же мере в Саудовской Аравии необходимо зарекомендовать себя «хорошим мусульманином». Дело доходит до абсурда. Когда кто-нибудь в Европе пропагандирует «неравенство рас» или «превосходство белой расы» (верные это мнения или ложные, неважно), его обвиняют в разжигании «расовой ненависти», даже если он с уважением относится к другим расам. Хуже того: быть «расистом» (случай с австрийцем Хайдером) значит не считать «другого» ниже себя», не угрожать ему, а защищать своё собственное право на самобытность, защищаться от вторжения чужаков. Это признак того, что у европейских элит серьезные психоаналитические проблемы, связанные с расовой темой, такого же характера, как вопрос о сексе в XIX веке у пуритан. Антирасисты, помешанные на расе, вытесняют таким образом свои извращенные импульсы, свои скрытые мании. Они видят в «расе» своего рода виновного божка, в которого они верят и которого пытаются изгнать. В этом смысле антирасизм это идеологический экзорцизм. Зато для африканцев и азиатов вполне естественно говорить о расе и расовом факторе. Арабы и африканцы публикуют во Франции и в Англии статьи и книги с утверждениями об их внутреннем превосходстве над «белыми». Мусульманские лидеры призывают «очистить планету ото всех неверных». Французские судебные власти их никогда не преследуют. Отсюда можно сделать вывод, что названные власти считают, что «антибелый» расизм не опасен, потому что, подразумевается, что белые защитят себя и всегда будут господствовать. Это скрытое выражение презрения к другим расам, как если бы белые были навеки высшими, а все прочие — инвалиды от рождения, нуждающиеся в защите. Это показывает расистскую подоплеку господствующей антирасистской идеологии. «Расовая ненависть», чувство, явно нелепое, поскольку о других людях судят не по их действиям, а просто не нравится, что они есть, — императив, порождаемый самим многорасовым обществом. Любое многорасовое общество — многорасистское. Ни одно из них никогда не будет гармоничным, в них всегда будет дискриминация, какие бы усилия не прилагало законодательство. Господствующая идеология впадает по вопросу о расе в непреодолимые противоречия: положительная дискриминация, политика квот для негров и т.п. Существование рас признаётся,
Но не признаётся их законность. Показной антирасизм борцов за расовые квоты (например, требуемые группой «Равенство» для негров) является выражением самого законченного расизма, придание обществу расового характера. «Анти-белый расизм» замалчивается и никогда не подавляется, хотя он налицо. Расизм — это дорога с односторонним движением. Только коренные европейцы внутренне повинны в этом первородном грехе.
В конце XIX века неологизм «расизм» не имел ни такого значения, ни такого осуждающего оттенка, как сегодня. Он обозначал учение, которое объясняло различия между народами и цивилизациями их расовым (сегодня мы сказали бы «генетическим») составом, определяющим их общий характер. И никто не знает, что пеовые самозваные «расисты», такие как д-р Жюль Сури, Рене Марсьяль или священник Жереми Сальмон были...сторонниками метисации! И в самом деле, для первых расистов генетическое скрещивание было лучшим способом получить «способную расу» там, где «чистые расы» потерпели неудачу из-за своей чрезмерной специализации. Как в случаях с лошадьми или собаками, думали они, люди должны практиковать селективное скрещивание для улучшения рода и совсем отказаться от эндогамии. Смеси бывают плодовитыми и неплодовитыми. Первоначально расизм был учением о метисации. Но сегодня слово «расизм», используемое под любым соусом, из-за своей чрезмерной эмоциональной окрашенности вообще перестало что-либо обозначать.
В «расизме» на западе экстравагантным образом обвиняют того, кто защищает самобытность своего народа от вторжения инородцев. Почти магически предполагается, что только европейцы создают расистские теории. При этом забывают о бесчисленных расистских антибелых высказываниях африканских учеников сенегальского социолога Амулайе ЬГДиопа, которые нынешние руководители новой ЮАР и Зимбабве всё время распространяют, и никто не обижается. Сегодня расизм смешивают с ксенофобией. Речь идет не о том, чтобы быть расистом или антирасистом; надо утвердить значение фактических рас в составе человечества. Биологические различия последнего — его богатство; зато исчезновение перегородок ведет к конфликтам. Как пояснял Де Голль, очевидно, что Франция, в основе своей, — страна белой расы и, как и всякая страна, она может без проблем принять меньшинства (как, например, франкоязычных негров с Антильских островов), но не стать многорасовым обществом и жертвой неуправляемых конфликтов. То же самое можно сказать о любом народе, потому что любой народ, который не обладает минимальной биологической однородностью, со временем окажется под угрозой распада. Конечно, раса как факт это еще не все, но это факт. Пренебрежение им автоматически ведет к катастрофам. Делать из понятия «расы» табу, почти религиозный запрет, отрицать его, значит, превращать его в «семейный секрет», т.е.
В бомбу замедленного действия. Последствия легко предвидеть. (См. «Этнический хаос», «Этномазохизм», «Народ», «Ксенофилия»).